Соскучился, я по тебе соскучился,
уже бессмысленно, уже всё зря!
Впустую мучаюсь, – разлука мучает,
и каждый день со мной тоска.

Расстались мы, да так неожиданно!
Из нас двоих никто не знал.
Наверно, свыше суд прижизненный,
небесным промыслом был дан.

Я так любил тебя, и мне не верилось,
что ты забудешь вдруг легко меня!
Такая значит по судьбе ты встретилась,
и это, может быть, совсем не зря.

Пусть скука мучает и не дождаться,
ты не вернёшься снова в дом!
Но буду ждать и в памяти скитаться,
и верить в выдумку, – желанный сон.

10 мая 2004

В последнем заблуждении души,
я думал, в дружбе не бывает лжи!
Я думал, дружба искренности раж
среди бездуший, чувственных продаж.

Я думал дружба – есть простор,
людей свободных среди гор!
Всё было, – мрачные холмы
с опасным кодексом братвы.

Нет дружбы там, где дружно врут
один другого сладостно ведут
вокруг сто сотой пустоты,
нет дружбы в хламе болтовни.

17 мая 2004

Я в окружении торгашей,
меня сжирает их Кощей!
Торгуют мыслями, душой,
торгуют "ширкой", анашой!

Им наплевать, что продавать,
им нефть на запад отливать
за цены, чтобы лучше жить
могли они, и наклонить

своих рабов, увы, всех нас,
что в задней очереди касс
на полученье собственной земли,
которой нет для нас, увы!

Идёт негласная война,
нас душит воля торгаша!
И главный их, хоть с виду мил
на шкуре нашей накопил.

О чём вести, какую речь?
Изводят люд, – нельзя пресечь!
Ну выйди, нищая страна,
скажи, что ты ещё жива!

Иди, шахтёр, и требуй свой,
кусок, не досланный в забой!
Смотри, обобран нагло ты,
вокруг жируют торгаши.

Иди, потребуй жалких каш,
кто гол в стране продаж!
И за подачки не продай
наш трудовой последний май.

Иначе первыми не быть,
быдло́м мычать, полову грызть!
Не отдадут нам лучших дней
никто из властных торгашей.

Пора проснуться, хватит спать,
и на Нью-Йорк года кивать,
нас скоро водкой изведут
и грязью проданных мазут.

Страна ресурсами сильней,
любых за морем торгашей.
Пора проснуться и понять
кому и в чём Россия мать.

Тому неплохо поддала,
других к могиле подвела!
Да сколь же можно горьких слёз
лить в застоявшийся навоз?

Что толку, если демократ,
дубиной может нам поддать?
Давили танками Хрущи,
теперь спецназами они,

все те, кто предали народ,
как промычавший что-то скот.
И как же быть? – Кому склонить
доверий маленькую нить?

Нет веры жадным торгашам
и щедрым веры не отдам.
Умру я пусть, и мой народ, –
быть может, бог всех разведёт!

16 мая 2004

Ворковала, говорила
и в отказ пошла!
Надоело, – суп варила,
мол, устала я.

Я не против, пролетаю,
жизнь надломана!
Снова песни сочиняю
перебором под гитару я.

11 мая 2004

Есть люди, что уводят от людей,
пытаются настойчиво склонить
в пыл недомыслия зауженных идей,
ведущих в нравственный тупик.

Они бессовестно бахвалятся с трибун,
коптящий факел разжигают для толпы
и вождь их тренированный болтун,
означит перспективу впереди!

Другие есть, что также от людей
настойчиво уводят с помощью словес
под рюмку в закрученность страстей,
и в недодуманный мыслительный замес.

Такие тоже доверительно ведут,
но только тихо «ездят по ушам»,
такие от беседы пьяной ждут,
поддержки сказанным словам.

Мне приходилось в дудку поддувать,
я тоже грешен, но и всё-таки спасло
желание – своею головою всё понять,
всегда найти во всём своё!

Меня душили, применяли и шантаж,
на дружбе попытались спекульнуть.
Я видел истину, что мир он прежде наш,
затем для каждого беспутство или путь.

Для всех и каждому я вижу бренный мир,
пусть не со всеми, но не в закутках –
с принятием лекарств от пламенных задир,
или от шепчущих про свой размах.

Как мне угодно, так и буду поступать,
с ошибками, скрывая за улыбкой боль,
но никогда, никто не сможет нагибать,
мою осмысленную роль.

19 мая 2004

Не могу сказать отлично,
но живу я хорошо.
Заработал на три спички,
заработаю ещё!

У меня во всём везуха,
стал почти, что без зубов,
скоро буду я без слуха
обладателем очков.

От меня жена сбежала
к другу Ваньке-торгашу!
Жизнь совсем подорожала,
носит рупь в одну семью.

От меня ей нету толка,
Ванька тоже бороздит.
Во главе сейчас сноровка,
знать где, что и как добыть?

Что с меня простого хлопца,
работяги-дурака?
Бабе нужен тот, кто бьётся
за достоинство рубля!

И в борьбе той средним классом
назовут когда-то их,
остальные просто масса
для развития других.

Говорил их первый – Ельцин,
заработать честно дам!
Вот сижу теперь без места,
вспоминаю по годам,

по годам давно ушедшим,
с дефицитами, со всем,
что казалось неуместным
для желанных перемен.

Перемены те настали,
лишь для тех, кто вечно крал!
Работяг в стойло́ загнали,
«Караул! – кричи, – Аврал!».

Только власть едва ли слышит,
ей всё время невдомёк.
Добавляет в адрес нищим,
«Сколь им надо в жадный рот?».

Мы, конечно же, зажрались,
и не любим зря властей!
Недовольной, глупой стаей,
гляньте, – нет очередей!

Пива валом, хоть залейся,
водки «катаной» полно
ужирайся за копейки,
отыщи в бутылке дно!

С анашой с той лихо вышло,
садют крепко, – не кури!
Счас у власти кагэбисты,
с этой властью не шути!

Да и правильно, – на кой нам?
Все пойдем мы на дзюдо!
Бросим пить, – деньжат накопим,
и в ковры все головой!

Нам усвоить бы, однажды,
всем единым сплавом масс, –
о заботе власти важной,
и о том, что всё для нас

будет, может быть, не скоро,
может, кончиться и нефть,
но потомок с огородом
будет фермером коптеть!

Не получится! – Так что же?
Нам не стоит горевать!
Батраком в стране восходов
будет можно проживать!

А не так, – пойдём в лакеи,
лишь бы крепкая спина!
Ну, конечно же, и шея
нас тогда б не подвела.

А товар дадут китайцы,
сингапурцы тоже шьют.
Мы ж как беглые нанайцы
замелькаем там и тут!

В деле важном с господином,
лишь бы лишку не сказать,
а не то под зад, и в спину
на помойке проживать!

Ну, а там нам трудно будет,
нет пособия бомжей!
Прочитали бы про мусор,
и узнали б поскорей:

Как у них там? – Кто в «законе»?
Что по чём? – И что там как?
Для кого нам быть в наклоне?
Кто там главный? – Чей общак?

Так что дел нам вскоре хватит,
не у нас, так у детей!
Зря Зюганов власть ругает,
нет в стране очередей!

И зачем вообще ругаться
на властей, – на их порыв?
За народ им надрываться,
из последних кажут сил.

Потому на мерседесах
все усталые спешат –
в заседания и съезды,
свой народ соединять!

Не допустят «сепаратов»,
этих «истов» - главарей,
что доводят до развала
по заданью Алькадей!

Что поделать, если всюду,
террорист жить не даёт?
За свою бояться шкуру? –
Это братцы не пройдёт!

Мы единой цепью ляжем
под обломками домов!
Мы им всем, паскудам, скажем:
«Нету больше дураков!».

Нам бояться непристало
за житуху, – за житьё!
В чём найдёт власть оправданье,
за такую, за её?

Потому мы лечь готовы,
где угодно, – хоть в метро!
Взрывов мало, мы поможем,
взрывом газа своего!

Да и жить в квартирах смысла,
нет особенно сейчас, –
за квадраты оптимизмом
не тревожит плата нас.

Если пенсии повысят,
знать опять взрастёт цена,
никакого жить нет смысла,
жизнь к жратве вся сведена!

Мы не ходим по театрам,
в гости мчимся иногда,
чтоб отведать или тяпнуть
самогона – первача!

Юмористы к нам не едут,
видим только их в окно!
Иль за стенкой, вон соседи
веселят народ ещё.

Непосильной стала плата,
мы не ходим на концерт,
где народные ребята
ни о чём поют под «бенд».

Не поют нам про Бориса,
что он лечь на рельс хотел,
наш народ опять ошибся
в геометрии госдел.

Обещал и лёг, но вдоль он,
поперёк, он – не дурак!
Дураки в собесы ходят
смех-подачки получать.

Не поют про коридоры
и про залы не поют,
хвалят рупь сегодня хором,
что от провода берут.

Этот провод газа-нефти
нас спасает от проблем,
правда, нет хорошей песни,
и об этом нету тем.

Мы б с товарищем сходили,
мы б послушали тогда,
тех певцов, их звук фамилий
заучили б навсегда.

Нам известен лишь Иосиф,
этот впрямь за свой народ, –
правду матку в песнях косит,
душу истиной скребёт.

Так что слушаем Кобзона,
не хрен слушать остальных!
Ой, забыл, – сказала Соня,
чайный есть дуэт двоих!

Мы прослушали бараком
в исполненье модном их –
песнь Высоцкого со страхом,
хорошо он не в живых!

Ну а так, – я краем уха,
не ослепши до конца
вижу, лижут, потаскухи,
свои бабские уста.

Вру опять, припомнил снова,
эскадронного гонца!
Акробата циркового,
всенародного певца!

Этот может, зал весь встанет,
подпоёт весь зал страной!
Но барак наш пролетает,
нет нам песни – ни одной.

И зачем петь про кормильцев,
коль нас кормит запад-друг?
Лучше спеть нам про столицу,
про её сомкнутый круг.

Ну, а то, что за пределом,
пусть бесплатно пропоют
полупьяные соседи,
что сто грамм ещё нальют.

10 мая 2004

Патриотизм ты прививаешь,
воевать сам не пойдёшь!
За тебя пусть умирают,
ты в достатке проживёшь.

И дельцы тебе помогут,
в этом деле знатоки, –
на гробах молитвы сложат,
в мир иной сопроводив.

Хорошо и распрекрасно
под гитарку ложь прольют.
И о подвиге расскажут,
общей песней подпоют!

Только где-то, где-то, где-то,
ходит истина одна, –
жизнь любому человеку,
не на смерть была дана!

На словах пустых о бойнях
зарабатываешь ты.
На могилах патриотов
набиваешь кошельки!

Я тебя легко узнаю,
сноровистый мужичок, –
в комсомольцах первым раньше
в коммунизм ты также влёк!

И таких в России валом,
хоть горохом покати!
Узнаю шакалью стаю,
вы по-прежнему ловки.

Вы остались при портфелях
вы остались при чинах!
И железный смотрит Феликс
в голубиных орденах.

Вам бы каждому на темя
налепило б орденок,
птиц свободных племя,
люди б знали «Патриот!».

Сколько вас на свете было,
и уверен, будет быть!
Никакой народ – Гаврила,
никогда вас не сотрёт.

Как клещи́ на теле русских
вы расселись кровь попить,
по - наследству очень вкусно
вашим детям вампирить.

И пойдут они в конторы,
так же звучно призывать!
Сделать поздние аборты,
на войну кого-то слать.

Кто затеял всюду бойни,
тот и пусть воюет сам!
Или вы, что в патриотах,
спрятав шкуры по кустам,

пацанов безусых шлёте,
станьте первыми в боях, –
может быть, тогда поймёте,
как любить не на словах!

10 мая 2004

Ты уходишь в направленье,
куда ходят напролёт, –
там обрыдлое стремленье
набивать свой кошелёк.

Там один другого гонит,
чтобы выжить самому, –
просто так, там не напоят,
ищут выгоду одну.

Там не любят менестрелей,
песни лживые поют.
Ненавидят там соседей
и друг друга предают!

Никогда не ищут бога,
а в предложенном ведут,
не молитвы – разговоры,
что к богатству приведут.

И деньгу там любят дети,
ею дышат и живут!
И, конечно же, конфеты,
по-верблюжьему жуют.

Там все плачут о растратах,
беспокоит их цена!
И боятся жалким страхом
потерять процент с рубля.

Иногда дают подачки
для ближайших на прокорм,
чтобы взявшие молчали,
и глядели стайкой в рот!

Так что следуй, – путь проторен
и запомни навсегда, –
что со мной ты не знакома,
и не знала ты меня.

10 мая 2004

Мне дала подруга Нюра
для клиентов карту «вип»,
чтоб купил себе компьютер,
«Современно, стало быть!».

Я пошёл, мне объяснили,
что теперь я, как не все, –
у меня в процентах скидка,
что персона я – «мусье»,

что теперь имею право,
я отдельно заходить
в кабинетик по продаже
предъявляя карту «вип».

Мне понравилось быть «випом».
«Деньги есть – давай сюда!».
Важной птицей походил я,
что мне очередь, – толпа?

Мне секьюрити с прогибом,
с уваженьем господа:
«Распишитесь! – Получите!
Заходите, к нам всегда!».

Я доволен был, играясь,
в эти «пентиумы три».
Но в четвертом просыпаясь,
понял, – нет былой страны!

Раньше было всё «по связям»,
или в очереди стой!
А теперь ты выше классом,
если делишься деньгой.

И деньжат немало нужно,
чтобы в «випы» попадать.
Где их столько обнаружить,
если дачу не продать?

Если бабушка наследство
не пришлёт под Новый год?
Если не скупец отец твой,
или мамочка не жмот?

Побывать мне в этих «випах»
на всю жизнь раз довелось,
будто я проехал в джипе,
как какой-то важный босс.

Деньги будут, вы зайдите,
мне такое удалось!
Всё нормально, но простите,
если встречу, буду бос.

Я хожу в дырявых тапках
без носков дышу стопой.
Вип – клиентом быть приятно,
и неплохо быть собой!

По себе надел я шапку,
ту, что Сенька изобрёл.
На чужую еду дачку,
заработать на хлеб – соль!

Занесу потом в компьютер,
сколько акров пропахал!
В интернете скину Нюрке:
«Вип-клиентом, Нюра, стал!».

10 мая 2004

Из снов моих ты не уходишь,
ты остаёшься целовать!
И поцелуями настойчиво тревожишь,
и не даёшь спокойно спать.

Во снах с тобой мы в зиму едем,
скользит и грузнет мощный джип,
мы чудом достаём его из снега
и снова вместе продолжаем жить.

Ты в снах со мной во всём согласна,
я соглашаюсь полностью с тобой, –
делю наш путь во всём прекрасный,
моя когда-то незабвенная любовь!

Осталось в долгих снах тебе моею,
любимой оставаться навсегда!
Спасибо, что от этого года хмелею,
что ты во снах осталась для меня.

7 мая 2004

На тебе нет лица, ты его износила,
красишь ветви бровей,
пудришь носик форсливый!
Неужели когда-то была ты моей?

Неужели тебя я желал и возвысил
до природы богинь?
Без персоны твоей неужели не мыслил
свою в будущем жизнь?

6 мая 2004

Ещё нам что-то светит впереди,
не так уж много, но осталось.
Жить, говорят, не поле перейти,
прожить сложнее оказалось.

Не получилось по рецептам мудрецов,
тем более по школьным поученьям.
Под корень подрубили дедов и отцов,
зажили в новом измерении.

Былые комсомольцы сделались жульём,
им призывать и красть одно и то же!
С таким обозом мы едва ли доползём
к местам приличным в мировом походе.

Куда ни глянь, из бывших коммунистов
и малый толк от этих приживал.
Им от предательств надо б удавиться,
не педствовать с невозмутимостью менял.

Ну кто ж сказал им, что опять в порыве,
в единстве деланном мы все пошли,
стелить им на ночь барские перины,
и выносить страною их горшки?

Кто рассказал? – Те слабаки, что прежде,
хвалили коммунизмов близкий рай?
Кто рассказал, что верим мы в надежды,
что все берут подачки их на чай?

Загнали в нищету пусть даже с обладаньем
авто, домов…– Всё это скарб!
Души российской вижу увяданье,
народа русского немыслимый распад!

И если что-то светит нам на горизонте,
так этого рукою не достать!
Не верите, попробуйте, – дотроньтесь
к горизонту, что будет убегать.

6 мая 2004

Когда ты шла свершать предательство,
не сдвинулись планеты со своих орбит.
Всё на местах, – лишь обязательства
слетали в пропасть под названьем стыд.

6 мая 2004

Иные прячутся за обороты фразы,
с присыпкой философского ума,
тем создают легенды о прекрасном,
и мудрецами мнят действительно себя.

Я не затем пришёл на поле Русской Речи,
пришёл я всё словами точно называть!
И если буду я в размытости замечен,
не буду это как угодно отрицать!

3 мая 2004

Знакомый мне о нём сказал,
«Смотри, он просто гнида!».
Да я и сам в нём что-то замечал
от неприличнейшего вида.

Он хитрый потрох, – тихий жук,
крадётся в темах постепенно.
На ус мотает, – как живут,
завидуя внутри самозабвенно.

Недавно он купил авто,
бутылки даже не поставил.
Как называть таких? Во-во!
Хвостом крутящий Шарик.

Он вроде свой, но и не наш,
он постоит и скромно свалит!
Его не любит весь гараж –
и дома он не славен.

Таких, как он растёт процент,
за своего косят они в моменты.
Но нам известен тот момент,
когда они «туфту» нам лепят!

Так обойдемся же без гнид,
продолжим дружбу нашу!
Не хочет рюмку с нами пить,
пускай сидит он у параши.

2 мая 2004

Ни в чём себя не возомнил,
кем я хотел, тем я и был.
Лишь для своих я темой жил,
что накипело, говорил!
Учили бить, я тут же бил,
учили пить, я перепил.
Кому, какой, где интерес,
я в драку уличную лез.
Пускай проходит юный пыл,
я полной степенью дружил.
И друг пусть предал, ну и что?
Бокалы пью я за него!
Я сожалею иногда,
он как бы умер для меня.
И хорошо, что он ушёл,
не предавал, слегка подвёл.
Когда сказали, укради,
я не тянул своей руки,
всё оттого, что кражи ген
не обнаружил я совсем!
Я и не знаю почему,
когда крадут, я не краду.
Такая, значит, ерунда,
со мной творится завсегда.
А этот шёл, так и дошёл,
в столице улицы он мёл,
и среди сущих образин,
себя таким же сотворил.
Он стал начальником большим,
улучшил собственную жизнь.
А чтоб реально улучшать,
то нужно крупно урывать!
И он, конечно, не один, –
по свету много образин.
Что будет завтра? – не понять.
Вдруг всей страною будут красть!
Куда деваться мне тогда?
И не уедешь никуда,
крадут маршруты поезда.

1 мая 2004

Я вижу тех, кто не нашел приюта.
Существуют, не мечтая ни о чём,
будто заглянули на минутку,
жизнь, оставляя, на потом.

Проводят дни в тускнеющей надежде,
пьют водку, пиво по утрам.
И вид их, иногда, по-праздничному свежий,
ещё больнее режет по глазам.

Они как мусор, сброшенный на свалку,
живут, не ведая, любой мечты.
В желаньях страстных, как собаки палки
боятся к трезвости прийти.

Сурова жизнь, – на блюдце не подносят.
Не расслабляйся, – силу не растрать.
Они сломались, ничего не просят
и не желают что-то изменять!

И молодые там и среди старых
желают от спиртного погибать!
В личной слабости, утратах,
никого давно уж не винят.

Жизнь такова, – живём и, слава богу!
Вот только, существующих мне жаль.
Быть может, раз даётся выход на дорогу,
идти бы надо, – путь свой продолжать.

30 апреля 2004

Я играю на гитаре,
я играю рок, –
музицирующий парень,
погоняло Клоп.

Ни к чему себя мне слушать,
пусть послушает толпа,
для её горячих ушек
я беру аккорда два.

Скромен мой багаж вокальный
и талантливость скромна, –
дело в том, что я нахальный,
лбом пробьюсь и без ума!

И заполнен зал, бывает,
до предела, – дополна.
Кто угодно пусть гадает,
тайну знаю только я!

Знаю я, что рост дебилов
то спадает, то растёт.
В двух аккордах моя сила,
хэви-металл, херо-рок.

Ладно, всё! – Пошёл крутиться!
Разрывается толпа!
Приходите, разгрузиться,
посмотрите на Клопа.

30 апреля 2004

Не проси меня быть много лучше.
Ну чем, я плох в свободе говорить
не тому, что в школах был обучен,
а о том, что сам сумел открыть.

Посмотри, как счастлив я бываю,
когда песни возникают чередом!
О тебе и обо всём я вспоминаю
и мечтаю я как тополь за окном.

Я хочу рассказывать понятно
о себе, о том как вижу я людей,
от рожденья до последнего заката
в череде восторгов моих дней.

Да ты не трогай, осторожно прикасайся,
не цаца я, но и всё-таки пойми,
как устало сердце надрываться
в круговерти неуёмной трепотни.

Будет день, и будет наша ночка,
если бог мне право подарил
за него решать, какая строчка
свет увидит, потрясая этот мир.

Если я тебе уродлив, не прекрасен,
загляни в другие времена,
там ты можешь навсегда остаться,
чтобы слушать лучшие слова.

29 апреля 2004

Такой этап, опять захлопали в ладоши,
неистощимые в сплочённой похвальбе.
О, люди-люди, поколеньями поточными,
отцов ошибки повторяют в новом дне.

Возможно вы, и впрямь все оптимисты,
и в руки флаг вам с криками фанфар,
виток другой, но всё по-старому вершится
от повторений жалких я устал.

28 апреля 2004

Памяти поэта Евг. Евтушенко

Вот и всё, – ушёл поэт,
а с ним та часть эпохи,
которой больше в мире нет,
но есть незыблемые строки.

Он остаётся, – смерти нет,
разлука есть навеки!
Когда уходит свет-поэт,
его стихи нетленно светят.

Поэт ушёл, его восход
конечно сердце процарапал!
Стихи он пел, и каждый год
в Россию мчал из Штатов.

Прими, страна, – он жил тобой,
он пел Россию неустанно!
Ушёл поэт, пусть не святой,
кому простой, – кому-то странный.

Его разгадка в небесах,
он звал к принятию вселенной,
что отражается в глазах,
и словом льётся неизменно.

Он часть эпохи! – без него
уже не так мир ощущаем!
Да будет в памяти светло,
такой поэт не забываем!

Сказать «прощай», я не скажу,
нет для поэта смерти!
Его слова я повторю, –
свою спою я песню.

Дух остаётся навсегда
его поэзии трибунной, –
такой лиричной навека,
с дыханьем музы юной.

1 апреля 2017 / 20:30

Памяти поэта Евг. Евтушенко

В минуты скорбные мне хочется молчать,
хорошее припомнить об ушедшем.
В раздумьях добрых лучшее принять,
достоинства добавить к его чести.

Человек проходит жизни путь
и нам примеры в память оставляет.
Передаёт свой вечный труд,
за который чаще вспоминают.

Судьба свои приводит исполненья,
ломает планы, – не всесилен человек.
Не изменить нам промысла движенья,
каков отпущен, таким и будет век.

Смирение дано нам, как надежда
на то, что дальше там, – восходный мир
нас поведёт на новые свершенья
в иные измерения – эфир.

Да будет как угодно! – здесь нам память,
тот лучезарный свет и доброта,
с которой мы ушедших вспоминаем
и говорим хорошие слова.

Я говорю, но прежде я в раздумьях,
ушедший жив на памятном кругу.
Нас память единит и потому мы люди,
ушедших не забудем доброту!

5 апреля 2017

Памяти поэта Евг. Евтушенко

Поэт уходит, как и все,
но клад бесценный остаётся
в его стихах на той волне,
и в новой отзовётся!

Он сделал то, что не под силу
такое сделать никогда!
Он пел судьбу, он пел Россию,
весь мир попал в масштаб стиха.

И слава Богу, что он был,
и на века стихами остаётся.
И даже если канет мир,
стихи взойдут его как солнце!

Не исчезает никогда,
всё, что от бога достаётся!
Как дар небес горит звезда,
так дар поэта – это солнце!

Оно взойдёт среди веков,
среди вселенной где-то!
Нет смерти у стихов,
и нету смерти у поэта.

Слова живут, его дыханье,
там остаётся на века.
И как пример любви восстанье,
с надеждой, верой навсегда.

5 апреля 2017

Памяти поэта Евг. Евтушенко

Поэт уходит – возвращаясь,
припомнить хочется стихи.
Поэта книги я листаю,
стихи читаю, что спасли!

В стихах спасение витает,
оно приходит в трудный час,
когда весь мир не понимает,
когда беда стирает нас!

Они просты с великой силой,
ту силу называют доброта!
И правда в ней, как мир разливов,
где в свежести парят слова.

Слова спасают в час тревоги
и вырывают даже из петли,
когда мутит в беде убогой,
не может выхода найти.

Поэт масштабами великий,
в спасенье многих доброхот,
всегда останется попыткой,
живущих повторить его восход!

И стоит пробовать, – однако,
его пример неповторим.
У каждого своей судьбы задача,
поэт поможет, – будь решим!

5 апреля 2017

Памяти поэта Евг. Евтушенко

На всё не даст никто ответы,
на всё ответит только бог!
Кто знает, что там светит,
каков этап, каков порог?

Куда идём? – или, быть может,
уже мы катимся в обвал?
Покажет время – огорошит,
об этом разве кто сказал?

Мы можем только посудачить,
на шаг, на два вперёд, –
неровно контуры означить,
мешая дёготь в мёд.

Спроси любого, что он знает,
всего не может знать никто!
Человек предполагает,
располагает бог и всё!

И не фиг гнуть умняк на роже,
болтай что хочешь на шаги, –
на два, один не зная больше,
ты лучше честно помолчи!

За деньги можно баять в уши,
нести брехню сегодня тренд.
А совесть что? – Охота кушать,
за совесть платы не было и нет!

4 апреля 2017

Памяти поэта Евг. Евтушенко

Молчите, пожалуйста, – вам,
не судить большого поэта!
Всё что мог, он людям отдал,
занимал он достойное место!

И жил он трудом нещадным
и до последнего пел.
Принёс он построчное счастье,
брал каждый, кто захотел.

Он восходил и взошёл
пусть поостынет зависть.
Иногда, может быть, он и зол,
но себя выше многих ставил.

Он достоин большой высоты
воздаю я великую славу
при согласии чтившей страны,
что поэта вовек не оставит!

Велика ты страна на просторах
человечная в мире всегда!
Поэтов рождаешь – героев,
будет слава им на века!

Вы поэта зря не судите,
отбросьте политики дрянь.
Вы добром его помяните,
а судите лишь по стихам.

5 апреля 2017

Ищу слова, они легко приходят,
из ниоткуда будто бы идут,
но знаю я, что прожитые годы
на белую бумагу их кладут.

Со школьных лет, ещё мальчишкой,
не думал я словами жить, –
хотел, как многие, с отличной
девчонкой правильно дружить.

Я шёл в спортзалы, чтобы сильным
вернуться к ней, и чтобы защитить
её я мог, как супермен из фильма,
и, как герой, хотел её любить.

И может быть, любил? – кто знает?
Прошло так много уже лет.
Расстались мы, я пробовал словами
те чувства вытащить на свет.

Хотелось видеть, что же происходит?
И что за боль и горечь, какова?
Дни напролёт стихи я строил,
искал, стараясь, точные слова.

И мне, казалось, вот оно свершилось,
вот точно найденная связь!
И мысли с чувствами кружились,
надеялся, стихи подружат нас.

Но девочка, совсем не обратила
внимания на искренность тех слов,
с другим ушла, – меня не полюбила,
ей ни к чему был бред моих стихов.

Я с той поры не расставался со стихами,
людей за годы многих потерял,
но не расстался с верными словами,
и никогда я слов не предавал!

24 апреля 2004

О чём писать сегодня знаю,
несложно строчки отыскать,
я о любви стихи слагаю,
их для тебя легко писать.

Ты – ангел мой небесный,
в приюте временном, земном.
Как хорошо, когда мы вместе
слова любви, спеша, несём!

Твоё люблю простое имя,
в котором зашифровано моё.
Мой ангел радостный, – любимый,
о, как с тобой мне хорошо!

Ты для меня судьбы награда
вся радость жизни и покой.
И пусть в молве ты не святая,
я назову тебя святой!

24 апреля 2004

Не страшусь я банального слова
из альбома любовных стихов.
Я хочу улыбаться с любовью,
говорить много добрых слов.

Так что смейся со мной до упада,
погляди, как я жизнь восклицал,
в брызгах света из водопадов
моих чувств, о которых мечтал!

Ты и есть всех восторгов причина,
появилась мечтою в ответ!
Утверждай нашу радость улыбкой,
для улыбок рождён человек!

24 апреля 2004

Говори мне разные глупости,
выдавай от души сущий бред,
я хотел бы тебя долго слушать,
моя женщина, друг, человек.

Расскажи про любую нелепость,
хочешь умное, что-то, вверни!
Все слова твои – звучная прелесть,
из таких сотворяют стихи.

Будь всегда моей милой болтушкой,
я люблю неуёмный твой пыл!
Рассказав, только ты можешь слушать,
понимать всё, что я говорил.

Слов оттенки любые постигла,
пониманье, не каждой дано!
Может, просто, меня полюбила
за стихи и за что-то ещё?

Говоришь, что не любят за что-то,
это так, но с другой стороны, –
разве можно любить тех упёртых
торжества не узнавших любви?

Я наспорился, больше не буду,
есть любовь, у кого её нет.
О любви, слов твоих не забуду,
и тебе их скажу я в ответ!

24 апреля 2004

Я живу в простой многоэтажке.
У меня звонок есть на двери.
Пудель мой всегда на страже,
не дай бог, кто позвонит!

Он залает так, что страшно
самому бывает мне! –
И звонят, бывает часто,
кто ни попадя, весь день.

Двери скоро открываю,
подрываюсь от звонка,
и милиция бывает,
проверяет паспорта.

И пойти открыть несложно,
не проблема для меня, –
но однако раздражён я
когда ходят, кто ни попадя.

Утром в девять, иеговисты.
(Кто бы мимо их послал!).
Не стесняются ломится,
от призывов их устал!

Подсылали как-то Лялю.
Я с утра был с бодуна.
Мне о боге затрещала,
я стаканчик ей вина.

Лялю сразу смыло лифтом,
убежала дама в дым.
Показал бы иеговистке
силу фаллоса нагим.

А на дню заходит паря,
испугался парня я!
У него квадратом харя,
стрижка страшного качка.

Говорит, мол, не желаешь,
ножик фирменный купить?
Двери спешно закрываю,
этот впрямь бы мог убить!

Здоровенные мальчишки,
ходят, бродят по домам.
Предлагают кипу книжек,
что запрели по складам.

Часто нищие заходят.
Сам бываю без копьи.
Подчистую всё уносят,
мол, несчастные они!

Мне не жалко хлама денег,
но никак им не понять, –
начинаю в понедельник,
чтоб неделю угощать!

Так что, часто ниже нищих,
я бываю без рубля.
Мой карман ветрами свищет,
хорошо, что не всегда!

Что же делать? – Я не знаю!
Вот, намедни, был звонок,
двое строго мне сказали,
чтоб купил у них мешок!

«А не купишь, то задушим,
в этом выбросим мешке
у ближайшей сдохнешь лужи
в лучшем случае в реке!».

Я звонок не отключаю.
Пистолет я прикупил.
Сгоряча всех постреляю,
отсижу, – но буду жив!

Я хочу пожить подольше.
В голове запасы слов.
Говорят, в тюрьме попроще,
будет время для стихов!

И послушать, там найдутся
представители братвы, –
может даже запоются
мои лёгкие стихи.

Чтоб я был всегда свободен,
попрошу мне не звонить!
Если только не за солью…
Не прервите новый стих.

24 апреля 2004

Нам хорошо и вместе нам приятно
по сотке, под грибочки «накатить»,
почувствовать хотим мужскую сказку,
с друзьями в сказке побродить.

Не только ради хмеля льём в стаканы,
имеет место дружный разговор,
пусть с нецензурными идёт словами,
зато не слышит их никто.

Как хорошо, поговорить о переделах
в не радужном сегодняшнем житье,
мы на правителей наводим стрелки,
свобода слова нынче на коне!

Мы демократы все! – особо со стаканом
налитым водкой снова и ещё!
Неплохо быть в самообмане,
особо в пьяном хорошо…

Ты был не прав, Монтень-философ,
что пьянство резко в людях крыл!
У нас в стране проносят даже в космос,
чтоб коньячок под звездами хмелил.

А на земле до преставленья даже,
в России пьют до гробовой доски.
Ну, что же делать, если гены угрожают,
«Не будешь пить, подохнешь от тоски!».

Вот и гуляет Русь, пусть не во всём, святая,
под градусом прошедшая войну.
В Афганистане, правда, поменяли
привычку пить на анашу.

И мы не слышим моралистов,
фуршет желаем продолжать!
Реформы двинем по привычке,
на коммунизмы наплевать.

Идея Ленина нам корни подрубила,
нас гнали в очередь за всяким пустяком.
С бумагою туалетной дефициты были,
за водкой очередь – дурдом!

Не меньше пили и сегодня столько ж,
устал, – здоровья нет, так завяжи!
А если есть, плюс денежки, – попойка,
идёт пускай, пока не кончатся рубли.

Люблю ходить в мужские сказки,
побыть с друзьями пьяным в дым!
Не докатиться бы до пьянства,
пить водку с отражением своим.

24 апреля 2004

«Стихи – пустое», часто говорили
большие люди, выгод знатоки.
Я понимал иначе, лучшее увидел,
и выбрал труд, – писать свои стихи.

Грешил туманами. Как юноша в поэзе,
хотел вещать, не сознавая суть!
От подражаний, изысков своё созрело,
я в пелене очерчивал свой путь.

О чём писать, – сегодня сознавая?
Жму клавиши компьютера и жду,
когда польётся строчка основная,
затем, как пишется, так и пишу.

Без напряжения потоком льются,
ведут слова чудеснейший процесс, –
всегда спешат на выдохе из чувства
занять ряды по смыслу мест…

О, творчества загадочное чудо,
упорных лет расцветшие сады!
Всему небесному хвалу скажу я,
спасибо, жизнь, что научила ты.

Ты провела меня у пропасти зазнайства,
и от обманов срочно отвела.
Спасибо, жизнь, что долго обучался
и все стихи – есть следствие тебя!

Ты помнишь, жизнь, как мне досталось,
как на своём учился я стоять?
И главное, что навсегда осталась,
закалка лет, тебя правдиво воспевать!

Ты уж прости, бывает, слишком круто
беру оценок бьющих удила!
Причина в том, что ты мне приглянулась,
я так хочу, чтоб лучше ты была!

Как я люблю тебя, пусть из стихов узнают,
пусть без туманов главное поймут, –
не только для еды жизнь расцветает,
не просто так года проходят и цветут.

24 апреля 2004

Говорим, большущее спасибо,
устроителям народных бед,
всем сплочённым коллективом
из советских, светлых лет!

Вам спасибо за закалку,
в этом деле, видим, – знатоки!
Принцип ваш страною знаем,
нас дерут, – крепчаем мы.

Ничего, конечно, нет плохого,
что на всё растёт цена, –
патриот пойдёт, хоть голым,
лишь бы славилась страна!

Лишь бы этот самый Запад,
не подумал – дружный гад,
что реформами ослаблен,
и свернёт народ назад!

Ничего такого нам не надо.
С коммунизмом мы разобрались!
И теперь, пусть с голым задом,
сзади всех войдём в капитализм.

Мы ещё там всем покажем,
тренировкам дай пройти!
И тогда, всех застращает,
бицепс нашей нищеты.

Так что, тренеры, давайте,
гнать закалочный процесс!
Вы нас чаще награждайте,
не жалейте первых мест.

В спорте всякое, бывает,
прыгнул – голову разбил!
Двадцать лет, всего-то, начинаем
вырабатывать свой стиль.

Вы, пожалуйста не сомневайтесь
и за нас особо не болейте вы, –
посмелей нас в зимы закаляйте,
не уроним честь родной страны.

И ещё хотелось бы покрепче,
брали бы налоги всюду с нас, –
повышенье с радостью мы встретим,
недовольных укротит спецназ!

А в дебатах телефонных скажем,
и предметно всей страною назовём,
на количество нечаянных промашек
в деле сложно-тренировочном́.

Недовольство есть от нашего квартала,
лично к вам, товарищ президент!
Недовольны мы, что очень мало
из кремля собрались править лет.

Нужно бы ещё, на пару сроков,
рецидив спортивный по нутрям, –
газа хватит, нефтяных потоков
говорят, нескоро перекроют кран.

Вы, нас – олухов, пожалуйста, простите,
за назойливость к вам личных просьб,
нам палаток за границей закупите,
чтобы в дождь не капало на нос,

чтобы всей страной патриотично
мы покинули проблемные дома, –
жить в палатках более практично,
террористы не достанут нас тогда!

И не нужно приставам трудиться,
к должникам не будут приставать!
В дело будет пущена милиция,
с криминалом нам пора кончать!

Но, вы знаете, пусть не спешат особо,
этих самых мафиози укрощать, –
учим мы из «мягкого пути» приёмы,
на бандитах будем проверять.

Если всех их бедных пересодят
по закону и с присяжными в судах,
как на практике нам всей страной освоить,
забиранье пистолета при ударе в пах?

Или вот хромой дружок мой Ванька,
применять желает он костыль!
Как в кендо́, своею палкой,
семерых он пьяный уложил!

Так что, не спешат пусть с этим делом,
и вообще, зачем куда-то нам спешить?
Коммунизм уже не надо делать,
на татами будем головы клонить.

26 апреля 2004

Да, пожил я, пускай не всё случилось,
о чём мечталось – не сбылось,
однако ж, лгать я не могу, не научился,
не святой, конечно, всякое пришлось.

Ходил я и доказывал и спорил,
нет толка никакого, и намёка нет.
Жизнь коллективную не могут строить,
никому нет дела, чтоб для всех!

«Ну, как там?», в сёлах спрашивают люди,
«Какая жизнь нам обещается опять?
Что происходит в городе? Как будет?
Что снова в городах там натворят?».

А всё по прежнему, по-старому и будет,
крестьян по-новой дураками разведут, –
как забывали вас прорвавшиеся в люди,
так и сегодня вряд ли всех спасут.

При коммунистах, да! – вы пожили на славу.
Они и нынче у власти на верхах!
Вчера на частников он затевал облавы,
сегодня бизнес предлагает развивать.

Ну и развей! – попробуй что-то сделать,
когда копейки нету за душой!
Иди, батрачь! – и заливайся песней смелой,
что снова нам пора пойти на бой.

Нет! – хватит проливаний русской крови!
Оставим в прошлом тысячи обид!
Пусть бывший, поглядим, что он построит,
как людям даст по-новому пожить.

Едва ли даст, скорей замучает оброком,
налогами задушит ваш крестьянский быт.
Таких история не учит, никаким урокам
у нас не поддаётся высший чин:

«Народ народом, людей их много,
а я, счастливец, своё удачно ухватил,
трудом прогнутым перед строгим
вышестоящим. Сколь потратил сил?».

Что делать, братцы, я не знаю,
верховного спросите, может, скажет он,
как назовётся власть верховная такая,
и вправду ли для всех в стране закон?

Пусть скажет. Вы же с похвальбищей!
Боитесь по-старинке вопросить!
В съестном не будет никогда Россия нищей,
душа российская слетает вниз!

Забили русских, – страхом задавили,
безропотно страдают, чуда ждут!
Веревки из таких недавно вили
и будут вить, пока до ручки доведут.

Кто на словах не обещал селу подняться?
Но и до сей поры на месте остаётся всё.
Так вскиньте головы, потребуйте от власти!
Пусть власть из грязи вытащит село!

26 апреля 2004

Не скажу, что ты прекрасна,
как селёдки Дома Мод,
но твой ум, естественная грация
выше всех в Домах красот.

Не могу смотреть без смеха
на худющее бабьё, –
то показывают сетки,
а то какое-то рваньё.

Не стыдящиеся Ляли,
по доске проходят голышом,
лошадей так ценят дяди,
зубы, ноги, – всё пучком!

И простят пусть за нахальство,
забираюсь я в интим, –
их берёт всегда начальство
в баньку с делом молодым.

Не моим соваться фейсом,
но скажу вам от души,
ни с одной бы даже сексом
не хотел бы задружить.

Если тело продаётся,
значит, в теле бес сидит!
А умишко там найдётся,
то есть, может, может быть.

Высоты в той моде нету.
И кому нужна та высота?
Склонным к рвотному балету
видеть формы-телеса!

Да простят меня мод гуру,
что художниками звать, –
этих девочек фигуры
в снах опасно созерцать.

Понимаю, деньги тешат,
можно миру подгрузить, –
по ушам легко проехать,
показать дурацкий шик.

В общем, в ваши не пойду театры,
за бесплатно, – за деньгу.
Жалко время на пустое тратить,
в драмтеатр лучше я схожу.

И тебя, подруга приглашаю,
мой прекрасный человек!
Красота не внешностью блистает,
красота внутри как свет.

26 апреля 2004

Посмотри, какой он хищник,
любит в жизни оторвать!
Начинал, косил под нищих,
песни в честь их запевал.

И ещё он пел блатягам,
про судьбу крутой братвы!
Стал сегодня жирным скрягой,
перешёл с людьми «на вы».

От халтуры открестился,
мол, случайно запевал!
На случайном объявился,
популярным сразу стал.

А, когда масть покатила
и удобней стало жить,
потянулся всею силой
что-то общее пуржить.

И не слышно больше песен,
о проблемах русских зон!
Власть куском сегодня светит,
тем куском он увлечён.

На фига ему народец
с неудавшейся судьбой?
Он сегодня полководец
под кремлёвскою рукой.

Я мурла его не вижу,
выключаю даже звук.
Его новый гадок имидж,
не мужицкий, – имидж сук!

26 апреля 2004

Алчные оторвы заполняют наше время,
говорят, что без рвачей никак нельзя.
И мешает жить им наше поколенье,
по течению плывущих в никуда.

Здесь нам отвели пустые роли,
даже пенсий накопить нам не дают.
Поколенье переломов никакое,
будто под ногами путаемся тут.

Не берут нас в фирмы на работу,
как сумеешь, так – живи!
Будешь бомж – твои заботы,
вот такие испекли нам пироги.

Мы же на руках несли божка их,
отплатил он, как положено сполна,
хапнул денег, – нанял стражу
и плюёт он свысока.

Скольки видели уже кумиров?
Этих трудно, невозможно пережить!
Террористов выбьют по сортирам,
неугодных будут нас «мочить».

Подождите, только дайте волю,
под закон засунут ловко нас!
Поколенье с выдержкой изводят
и в могилы выбросит спецназ.

Кто пристроился, – жируйте,
не промажьте в сытую губу.
Ни о ком из нас не памятуйте
ваша память мёртвым ни к чему.

Мы уйдём, а вы спокойно пойте
старых песен пошленький ремикс.
За идею нас учили биться стойко,
нужно если, за неё отдать и жизнь.

Подлецы сказать, наверно, слабо,
изуверы, видимо, точней!
Продолжайте ненасытно хапать,
для защиты ставьте палачей!

И пускай вам светит ваше солнце,
воздух, можно тоже продавать!
Мы ж идём до дней последних к гробу,
чтоб в тени сортиров погибать.

26 апреля 2004

Расскажу, как дни проходят,
самое смешное – дни идут.
И ещё смешнее то, что годы
световую скоро наберут!

И пускай берут любую скорость,
лишь бы получилось, не прошло
мимоходом то, что очень просто
отличает человека от всего.

Те пошли на четвереньках,
о достоинстве, толкуя в эти дни,
пол-России задавили на коленки,
остальная в бойне за гроши.

Ходят в церковь, раз уж разрешили,
к власти лезут наши все годки.
Коммунисты бывшие вкусили
применимость божьей правоты.

И скажу тебе, что жить не плохо,
если речь веду я о себе, –
за стихи мне даже на галоши
не дадут при солнце и луне.

Здесь один другого зажимает,
душат власти, – бандюки,
плохо тем, кто много понимает,
не меняя честность на рубли.

Им таким здесь часто плохо,
потому, как понимаешь сам,
уваженья не имеют лохи,
не нужны такие господам.

И живут здесь основною массой
по понятиям, естественно, братвы!
Стал народ единым классом,
на разборки ходят и в суды.

Там закон блюдётся строго,
мелкую зверушку садят в клеть,
а одну большую для урока,
попросили малость посидеть.

Суд наш строг ещё и в таксе,
соблюдай, уж, коль, попался ты.
Криминальным делом занимайся,
только таксу – соблюди!

А недавно, друг мой бывший, Ваня,
что скололся, дохнет от иглы, –
мне сказал, что большее вниманье
наркоманам уделять должны.

Мол, мы все, несчастные больные,
открывайте люди кошелёк!
А иначе вымрет вся Россия,
так что, денег дай, Колёк.

Я давал, уже не знаю сколько,
у других он тоже выпрошал.
От лечений нету толка, –
деньги он за ширку отдавал.

С ними борются спецслужбы
и всерьёз не могут победить,
может той борьбы вести не нужно,
и не проще ль будет разрешить?

Пусть кто хочет, помирает,
чести ль много жить в стране,
где один другого подминает
в необъявленной войне?

Стали многие, как крысы,
а иные прям волки,
захотят и что-то не подпишут,
а к другим не подойди!

И пугают внешним видом,
мол, со мной ты не шути, –
я по жизни столько перевидел,
подниму враз и на ножи!

Так что я хожу с «волыной»,
вдруг чего, хоть отобьюсь!
В нашем мраке только сильных
уважает мама-Русь.

В нашем мраке правят черти,
с кодлой маленьких чертят, –
так, что не боюсь я смерти
и нестрашно умирать.

Приезжай к нам на побывку,
всё увидишь лично сам.
Может, выкурим мастырку,
и, конечно, по сто грамм.

27 апреля 2004

Анатомия порока
будет мной преподана!
Делай вывод, с кем и сколько
можно что, – чего нельзя.

Будь во всём ты ограничен,
потребляй по мере сил,
парень внешне симпатичный
да и видно не дебил.

И особо увлекаться
женским полом не спеши,
надо б телом накачаться –
и желательны мозги.

Не тянись к плохим ребятам,
что наркотик продают,
а от них бывает всяко,
даже срок за них дают!

И потом пригнёт привычка
до могилы доведет!
И совсем не симпатично –
молодому сразу в гроб.

Жизнь прекрасна, хоть и часто
тебе кажется плохой.
Что поделать? – Поучаствуй,
улучшай её собой.

Там, где лихо, там, где горе
отыщи свою вину.
Ты же тоже часть народа,
ходишь к общему столу.

Ну да ладно, – я отвлёкся,
тему буду продолжать.
Очень плохо, если льётся,
краны надо закрывать!

Голова твоих соседей
может быть возмущена!
Не кури в своей постели,
загорается она!

Не спеши порезать вены,
если милая с другим,
стала в позу на колени,
Камасутру учит с ним.

Ничего ещё не значит,
вывод делать не спеши!
Для другой ты предназначен,
той, что будет для души.

Если друг тебя подставил,
потихонечку предал, –
удались на расстоянье,
полюби просторов даль.

В мелочах не зарывайся,
ничего не выясняй.
Сам собою оставайся,
кто есть рядом, различай.

Если будешь даже битым,
ни за что, и ни про что, –
не спеши вином залиться,
отвернуться от всего!

Поищи людей, – есть люди,
и найдя, не допусти,
чтоб для них ты стал обузой,
ценность чувств побереги.

Я и сам был как-то пьяный
и подумал, всё – ничто!
Но нашёл в своём кармане
«сотку» друга «на пивко».

Если проявляется заботу,
покажи к другим вдвойне!
И не слушай никого ты,
поступай, как хочется тебе.

На добро – добром ответствуй,
денег занял, в срок отдай!
Как другие не злодействуй,
человеком проживай.

Ну, а если всюду крысы,
подгрызают твою суть, –
к богу можно обратиться
и спокойствие вернуть.

Он во всём тебе поможет,
только помощь разгляди!
Не, по-твоему, он хочет,
а как лучше впереди!

Его промысел домысли
и, однажды, так устав,
не захочешь ты раскиснуть,
и поймёшь, что взрослым стал…

Анатомию порока
всю пока не преподал.
Развивай мои уроки,
я их тоже развивал.

28 апреля 2004

Считай часы, секундой следуй.
До встречи нам осталось, – никогда.
Не будет веры и сомнений,
как видно, мы расстались навсегда.

Банальна исповедь, банален
разлад несостоявшихся суде́б.
Любви нектар не постоянен,
былая сладость – горький след.

И по устам текло, не попадало,
рот занят был враньём!
Вино искрилось, ты играла,
я был восторгом опьянён.

Но время шло, как прежде
обратный невозможен ход,
где поцелуй любви последний,
реальность удила берёт…

И будет встреча в никогда,
в листве бесшумной Леты.
Прощай! – Я буду ждать тебя
в недожидании навеки.

22 октября 1992

1

Его не спасёшь. Ему кажется ядом
смола, проступившая сквозь корсеты дерев,
и проба пожить в повторенье нескладна.
Всё невозможно! – Никчемно сгорев,
он бросает судьбу, как пустую тетрадку,
где прошлое выжжено в угольный мел.

2

Неужели не страшно рукою уставшей
ногти вести по ночному стеклу?
Неужели плевать на восходное завтра,
где своеволье исчезнет ко дню?
Неужели нельзя закрывшись закатом
возродиться в привычке – просыпаться к утру?

12 июня 1996

В моём алиби прореха?
Доказательств горсть?
Слушать вас – одна потеха,
в деле вашем ржавый гвоздь.

При вас намёки, недосказы.
На улицах разбой!
Мне дело шьёте по заказу
надломленной иглой.

27 октября 1992

День развесился в небе синем,
золотым венцом разукрасился.
Деревенский гам всюду слышен,
май зажёг цветы, – улыбается.

Ты горда в любви, мне горюниться.
Рад тебе любой, но и всё-таки
проще лечь в луга, да одуматься,
и закат зажечь небом сотканный.

Пропадай в степи конь стреноженный,
знать, любовь пошла тайной свадебной.
Был бы я жених дивно сложенный,
а моя любовь вишней сладенькой.

И могли бы жить, миром чествуя
каждый нежный взгляд, и семействуя
завели б кота, пару тёлочек,
да и жили бы средь пелёночек.

21 октября 1992

Рвать белые простыни
на лоскуты для чёрных дней.
Быть ревнивым Отелло с острова,
чароваться походкой твоей.

Развести небеса, как шторы,
ночную лампу луной зажечь.
И просить неизменно, чтобы
ты продолжала речь.

17 октября 1992

Зима держалась за берёзы,
раскинув белые поля.
Под солнцем мчалась на повозках
и озиралась взглядом седока.

Весна, подкравшись, появилась
в разливах вышедших ручьёв.
Зима на миг остановилась,
ей жребий смертный предречён.

14 октября 1992

Я пойду по листве одиноко
вдоль по улице той,
где была мне с любовью морока,
где не будет на свете такой.

12 октября 1992

Живя на подати помойки,
где Диоген искал людей,
поэт летит на божьей тройке,
и нет в руках его вожжей.

Лишь для стихов, судьбой избитой,
поэт наследует гранит,
и душу бронзою отлитой,
под небом с птицами делит.

10 октября 1992

Стимул жизни заложен в обрывках фразы,
в познании белых пятен истории,
в твоём заклинании «не всё сразу»,
в постоянной надежде, что обсерватории
наконец-то выкажут какую-то фазу
теоретически вычисленной звезды,
и в обществе покойников
живые не дрогнут от страха,
не через годы, а завтра прозреешь ты,
стимул любви появиться раньше праха.
Мир делить на своих и отвратных –
неизбежная тема, – выхода нет!
В памяти жуткой надежда украдкой
стимулирует свет.
Бок о бок идёшь вдоль ночного канала,
расставляешь незатейливо сеть, –
ты меняешь лейтенанта на генерала,
стимулируешь равенство всех!
Это ошибка твоя изначальная.
Жизни стимул, – когда любой эгоист
к альтруизму свой плотик причалит,
и поймёт, как бы не был он чист:
причал никогда не отчалит,
не поднимется птицею ввысь!
Не схватив черты удалённой,
человек непонятно куда устремлён.
Уходящая даль развивает упорство
умнеющих душ и обратный перевёрт,
когда душевность ума восхищает
стимулом любви первозданной,
где причалы вранья отличает
влюблённый слепец, неустанно
пишущий эти стимултворенья,
заменяет вино на стаканчики чая,
и ждёт от тебя откроваренья.

10 октября 1992

Какого чёрта за нею влачусь
и осыпал её стихами.
Время вышло высоких чувств,
осыпают теперь деньгами.

9 октября 1992

Мне не измерить сколько стоит
прищур твоих весёлых глаз.
Я стал бы для тебя коровой дойной,
но что-то большее сводило нас.

Тебе легко, скажи мне откровенно,
как при покупке жеребцов
оценивать меня, а позже сокровенно
пьянеть от лирики стихов?

Как можно жить в торговом мраке?
И жизнь ли этакая дрянь?
Не лучше ль быть бездомною собакой,
которую пропьёт за шкалик пьянь?

Любимая, пройдут года, проститься
придётся всё-таки однажды нам…
Но я не мог в тебя и не влюбиться,
пусть кто-то скажет – дёшево пропасть!

5 октября 1992

Никогда не просил отпущенья
за грехи бушевавшей судьбы.
Ты – чужая, казалась, своею,
нас дороги легко развели.

Не случилось с тобою обняться
в нашем тихом семейном раю, –
не случилось к тебе возвращаться,
я к тебе никогда не приду.

Что не думай! – холодом свищет
моих лет непроглядный туман.
Шакальё меня во поле ищет,
встречу смерть в одиночестве там.

И неважно осталось мне сколько
без тебя мне бродить одному,
под финал с философией волка
мне придётся закончить судьбу.

5 октября 1992

Что-то в городе нашем случилось:
золотые лучи, небосвод
и любовь, что мне, кажется снилась
из осенних явилась золот.

Буду жить до последнего года
своей долей довольный вполне!
И в любую жару, непогоду
научусь возвращаться к тебе.

И пришедши в тоскующий вечер,
две печали забыв по углам, –
мы зажжём бесконечные свечи,
предадимся любви и мечтам.

5 октября 1992

Ещё вчера мерцанье звёзд
мне ни о чём ни говорило.
И рад бы видеть их, но чёрт!
Шатёр небесный заштормило.

Ты говоришь мне: «Глупо, зря!
Восторг уходит, – будут будни.
Ещё вчера зелёная трава,
а нынче блёкнет нудно!».

Скажу тебе, что ты права,
и возражая, буду соглашаться,
есть риск идти – куда глядят глаза,
ещё вдвойне, – вслепую натыкаться

на страх невидимый вдали,
где солнце греет подорожник…
Ах! – подожди…
Пойми меня неосторожно.

Пойми, любовь моя, как чудо
вдруг появилась, – ожила!
Исчезла одиночества простуда,
вопросы есть, – ответы от тебя.

4 октября 1992

Случилось, так случилось,
ночь в гости попросилась.
Я знал, ах! – невидаль, какая!
Твои глаза блестели в полутьме
и тени в поиске метались,
нас, подбирая в толкотне.
Любимая, – зачем
прицел с мишенью сходится?
К чему нежданная отрада,
когда, не насладившись до упада,
терять любовь приходится?
Та встреча в «Звонком хрустале»
под хмелем праздника ночного
пропела музыку тебе,
быть может, зеркала кривого?
Как чуден осени парад
в багряном паданье природы!
Я сам себе сегодня рад
от чувства песенно-святого.
И всё-таки зачем? – В который раз
придётся снова обмануться!
Меня влечёт хмельная страсть
и чувства пьяные толкутся.
Давай простимся навсегда
и слов пустого словаря
запас истратим в миг причуды,
и потеряемся любя
в предощущенье зимней стужи,
«Любимая, навеки, навсегда…»

3 октября 1992

Звонящий колокол души!
На стол его и осуши
в нём заигравшее вино,
меня припомни заодно.
Я был игрой, – ты дашь отбой,
в отлёт уходит бабий вой.
Но, если был я и всерьёз,
то красотою диких роз.
Не в ступе семечки толочь,
глазницы ступам вточь,
в громадной свалке черепков,
как звук глухих колоколов.
Ты вспомни Бабий Яр,
тогда сойдёт души загар.
Пусть в рифму просится отвар
из мыльных, сладких харь.
Познавши силу точных слов,
хмелён вином колоколов!
Повязке глаз, что всей гурьбой
вязали мне, даю отбой!
И осень вслед прольёт за мной,
не женский если, колокольный вой.

1 октября 1992

Сто километров дрянных откровений
ненужной, чуждой мне души.
Зачем? – Куда? – И почему?
Таких вопросов долгая канва
всю жизнь кочует по пятам
моих хождений босоногих
и в ладной обуви последних лет.
Я понял рифм певучих скачки,
очистил семя от плевел,
могу подняться в небо
и с ангелом «на ты»…
Всё это так, веселья ради.
Но чёрт дери! – влипаю часто
в ненужный разговор
о качестве души.
И вот мой крест:
сто километров откровений
ненужной, чуждой мне увы.
А той, которая в разлуке,
как осуждаемой на век,
пишу стихи с настроем плача,
как письма в никуда,
и жду из ниоткуда
ответа нежного
и понимающего слова.
Что говорить? – Ошибся рано!
И затянул, исправить не умея,
как будто узел у себя на шее,
и будто виселица машет мне рукой.
Возможно, так и лучше будет:
зависнув, выпорхнет душа,
и встреч в ста километрах откровений
не буду ждать с нелепой болтовнёй.
Ау! – Здесь тишина – ни звука!
Истошный крик, свисает пустота,
как облик мой самоубийцы,
и если бы себя…
Мой грех оставлен,
не искуплён за ту в разлуке
и выход ищет, пе́тлю рвёт,
и движет жизнь сверхчувственная сила
слагать слова в убранства вековые,
где щёголь-стих получит лавр
души, читающей в разлуке,
и не доехавшей на встречу
в ста километрах чуждых откровений
с каким-то ко́ханным слепцом
про жизнь толкующим впустую,
так и не понявшим, однако,
что из разлуки ехала душа –
на встречу к улетающей сестре.

20 мая 1992

Была вечеринка
и сотни их было.
Коньячного хмеля приятный уют,
в медленном танце, грудью прижавшись,
ты в губы мои поцелуем вошла.
Ничего себе радость,
оглянись в полумраке,
муж танцевал твой,
готовый на худшую дурь!
Но ты какова?
Взбесившись, как стерва
страстью толкала
в придуманный рай.
Я верил тебе
и поддался,
и было…

20 мая 1992

1

Рядить, судить… Я наслаждаюсь снова.
Легко иду по лиственным россыпям.
Веду торжественной темой
свой новый шаг, свой новый год
в редчайшем наряде свободы,
однако скоро сорок пролетят.
Чего желать себе в легчайшем ходе,
когда воспоминанья прошлых лет,
сошлись во мне, не издавая криков,
и вылились в размеренную суть.
Сегодня случай рядом,
мне стоит только пожелать
и строки льются неизменно
в проторенный канал.
И новых мыслей свод благополучен.
Свобода, снова повторю,
желать я не хочу иного,
свободы лёгкие шаги!
Зачем кривить? Душа объёмна.
Всяко было и бывает нелегко.
Познавши толк в игре картёжной,
я, слава богу, вышел из игры,
как гол-сокол. – Удачен выход?
А ты не знала, как я ждал?
Сквозь «рок виоловый» я рвался,
но годы шли, болтались волны.
Всё попусту и одиночество опять
ведёт беседы верстовые,
и чаем настроение смягчит.
Её всё нет зеркально-чистой,
иль той, растрёпанной как жизнь.
Досталась мне стезя с другими
и ужин я делю с другой.
Печаль? Забвенье? – Нет, подруга,
я не хочу заставить сожалеть.
Хочу сказать, что свыше слышу,
и лёгкие слова в такт осени бросать.
Пускай летит озноб воскресший
в портреты дней минующих тебя.
Река течёт, волна спокойна.
Небесна даль, голубка ждёт,
когда я с рук кормить изволю
её и тысячу подруг,
слетевшихся ко мне нежданно
на хлебный пир с краюхой мира,
в свободном шаге становленья
под звуки сброшенных цепей.

2

Воспоминанье – это чудо.
И надо бы понять,
осознавши, потеряться снова
в полёте без всяких пониманий.
Есть разные градации, подходы.
Я не жалею, – новые пути
дают мне думы и веселье
сменяют иногда задумчивую рань.
На окнах стелется ручьями
дождь в поминанье наших дней,
и не вернуться нам, и, знаешь,
не нужно возвращаться никогда!
Зачем искать пятак в пыли,
когда не обронён, и не был он утерян.
Со мной всегда в обнимку память,
я с нею не разлучаюсь никогда.
Ничто не стёрто, всё рядом наяву.
Я помню всё в мельчайших точках,
я помню всё и многое я осознал.
Хорош забег на два десятка лет!
Но говорят, бывает хуже!
Расстались мы случайно
и было глупости полно
в моих словах убийственно никчемных,
и было что-то чуждое в тебе.
Все эти годы только память
союзницей, подругой мне была,
я обручился с ней и стал привычен
пекущий долгий ком.
Я не сидел монахом в келье,
хотя сродни ему мой труд,
но там в моей закрытой части
надежда мучилась в застенках
в надежде вырваться на свет,
чтоб прийти к воспоминаньям светлым,
найти струну прошедшей темы
и рок оставить позади…
Осенний дождь – мой символ.
Я так привык к наитиям его.
И жду тебя, и если ты вернёшься,
возможно, дождь не станет уступать.
И время встречи оборвав,
в манящем грохоте небес
я пронесу свой символ с веком,
где прожил в одиночестве года.

3

И вот «настанет час» – настал.
Я через годы посвящён узнать,
твоей мольбы протяжной
и строгих глаз присяжный суд.
Доступно мне в душе открытой
узнать, что ты живёшь с удобным мужем.
Любим ли он? – не знаю я.
Но как прискорбно это узнаванье,
как тяжело, любимая, узнать,
что ты уже не та, а я по-прежнему…
В заботах дня до умопомраченья
долблю десяток лет
любимое созвучье наизусть,
как школьник, выучив стихи,
бегу прочесть, но некому читать,
и не с кем до утра в ночной беседе
постичь себя на краткий миг,
и выпить долю нежного участья,
как в те года сто тысяч лет,
сто тысяч лет тому назад
на ласковой планете.
Я в утреннем саду сорвал бы розы,
и тем соврал бы накатившейся волне
с убийственным желанием дарить,
увы, другой, пусть в чём-то близкой,
но всё же чуждой для меня,
поскольку бог, наверно, раз
даёт любовь единственно-возможную…
Прости меня, коль, в самом деле
моя любовь по варварски бунтует
и мимолетной ласковости нега
несёт святые сентябри
в года моих седин и тихих песнопений,
где ты – мой лучший друг,
осталась первой навсегда.

20 мая/27 июля 1992

Плещутся волны одинокого брега.
В суетной жизни наплывом живёт
светлая память о скрипе каретном,
о музыке моря – парящий полёт.

Если бы высказать полное горе,
и пламя любви зажёг бы мой рок,
виоловых слёз не понять мне николе,
старинную музыку я не сберёг.

Аристократка, – поступь взлетает,
лучики солнца, нежности лад,
будто зимой сады расцветают,
нет повода больше мечтать.

Последнее средство от давней потери, –
забвения выстрел сквозь память в упор.
Было бы легче, но в жизненном деле
есть бога надежду вселяющий хор…

Будто бы ей ты уже не клянёшься,
будто бы узел легко разорвать.
Скрипичною темой вдруг увлечёшься,
но кинешься позже к виоле опять.

Как холодны струны забытого лада,
утерян смычок ускользающих дней,
и ставши певцом печальной надсады,
собственный реквием пишешь, злодей!

«Боже! –кричишь о пощаде, –
Дай, мне, хотя бы на миг этот звук,
когда души двоих любовь умещали,
и музыка пела из таинства рук!».

Жаль, не исполнит. Опоздали печали.
Жалует небо во всём пустоту.
Каплей последней свеча освещает
виоловый облик, – память мою.

10 мая 1992